Выдь в любое родительское сообщество — там стон раздается. Дети не хотят читать, в штыки воспринимают классику. Кто-то знакомится с наследием великих «наших всех» из-под палки, иных и не заставишь. Больше того, отпрыски школьного возраста вслух осуждают классических героев. Базарова называют лузером, Чацкого душнилой,
а Настасью Филипповну шизой…
О наболевшем — почему наши дети не хотят, а некоторые и не могут читать так много и увлеченно, как мы когда-то, надо ли бороться или пора смириться уже — «МК» поговорил с экспертами.
Недавно я начала читать с дочерью-пятиклассницей Тургенева, «Муму». Казалось бы, мучения молчаливого гиганта и его безвинно убиенной собачки найдут отклик в детском сердце. А потом можно будет со вкусом поговорить о том, кто же там настоящая жертва? Почему старая барыня так себя ведет?..
Но, едва начав чтение, мы, подобно бедной Муму, начали тонуть. И камнем на шее послужили устаревшие слова. Все эти бесконечные «антресоли», «дворня» и «псарня», «нива», «пуды», не говоря уж о «трехаршинном цепе» или «дышле». Чтение, и без того не вызывавшее рвения у ребенка, прерывалось каждые 2–3 минуты. В отчаянной попытке привлечь внимание я принялась декламировать особенно удавшийся Тургеневу отрывок. Последняя надежда на «великий, могучий русский язык...» тоже не сработала. «Ведь правда же, прекрасно написано, так и видишь эту собачку?» «Правда, — признала дочь и зевнула. — Ну, я пойду?»
«Невозможно заставить любить. Невозможно заставить читать»
Доцент, член Орфографической комиссии РАН, учитель русского языка и литературы Мария Ровинская:
— Ничего нового сейчас не происходит, во все времена дети не хотели читать то, что мы сейчас называем классикой. Другое дело, что разрыв между реальностью XIX века и нынешними временами становится все больше. Если мы хотим, чтобы дети в рамках школьной программы читали классическую литературу, то задача учителя, конечно же, объяснять то, как была устроена жизнь, и что означают те слова, которые мы больше не употребляем. Это отдельная большая задача, и школьная программа на это не так чтобы нацелена. Во-вторых, надо показывать детям, что сюжеты, мысли, образы, события, которые происходят на страницах этих книг, они всегда актуальны. Не менее современны, чем 200 лет назад. И сегодня мы говорим про то же самое: про любовь, смерть, дружбу, предательство, долг, честь, выбор и т.д. Это все вечные темы, и их можно рассматривать на разном материале. Конечно, даже если сравнивать нас с ними, то современным школьникам тяжелее. Но ничего, нужно все эти сложности преодолевать, работать, потому что дети все равно читают...
— Они читают?
— Да! Читают сейчас гораздо больше, чем нам кажется, и больше, чем в недавние времена. Наше заблуждение по поводу того, что дети не читают, спровоцировано одной вещью: дети читают не то, что бы мы хотели, что хотели бы взрослые. Дети и взрослые читают разную литературу. Дети читают много того, что им интересно. Но самое главное — они еще и пишут. С появлением Интернета, соцсетей у каждого ребенка появилась возможность выразить себя в буквах на тему, которая его волнует. И они это делают. Сила и важность письменного слова в их жизни гораздо актуальнее, чем это могло быть раньше, лет 20–25 назад. Просто их способ чтения не такой, к какому мы привыкли. И это тоже нормально, потому что всегда меняется все.
— Но классика — это образное мышление, это определенные знания…
— Что касается лексического запаса, образного мышления и прочего, тут мы тоже должны оптику изменить и посмотреть с другой стороны. Словарный запас у современных детей не меньше, чем был у нас, например. Он просто другой. Дети говорят про другое, они обсуждают другое и другими словами. И это точно нормально. С идеей, что мы должны срочно поправить что-то в языке, в списке литературы, насильно заставлять их учить какие-то слова, и тогда мир станет прекрасен и хорош, я не согласна. Эта идея сама по себе порочна, потому что мы тут ставим телегу впереди лошади. Язык отражает нас. Если мы хотим изменений, эти изменения должны происходить в обществе, в мыслях, в сознании. И тогда эти изменения будут являться через язык. Невозможно исправить следствие и тем самым изменить причину.
— Так что же они читают?
— Я проводила такой эксперимент, он стал для меня очень яркой иллюстрацией того, что с чтением все не так плохо, как мы все думаем. В 8-м классе в начале учебного года я попросила школьников написать книгу, автора и название, которую они бы порекомендовали прочитать их ровеснице — моей дочери. Мол, что вас там поразило, увлекло, зацепило, какую-нибудь книжку. Ну, думаю, сейчас будет там пол-листочка. Они мне исписали 4 листа А4 с двух сторон и еще выкрикивали потом: а вот была еще такая книга, и вот такая книга!.. Конечно, было там много фэнтези, таких современных сказок. Но было много и переводной серьезной литературы. Была и классическая литература, в основном в малых формах. Рассказы, небольшие повести. Но они это читают сами. И они понимают, что это книги, которые оказали влияние на их жизнь.
— Как вам кажется, не стоит ли перестроить школьную программу таким образом, чтобы большие, серьезные романы проходили попозже или вообще исключить их?
— Это очень сложная проблема, большой вопрос, и есть несколько идей по поводу ее решения. Тут имеется несколько вводных. Есть задача все-таки сохранить в сознании школьников наш общекультурный код, в том числе и Золотой век русской литературы. Они должны это прочитать. С другой стороны, вечные коллизии — любовь, смерть, предательство... — можно обсуждать на разном материале. У нас есть возможность в каких-то классах не читать у Шолохова «Тихий Дон», а прочитать «Донские рассказы», например. Почти то же самое в малых формах. Тут мы выкрутились. Такие большие, объемные произведения, как «Война и мир», в рамках школьной программы изучить, прямо скажем, невозможно. С одной стороны. С другой — мы раньше читали это летом, приходили подготовленными. Заставить сегодня ребенка летом прочитать «Войну и мир» проблематично. Школа стала менее авторитарной, дети чувствуют больше свободы, хотят сами совершать выбор. Родителям трудно заставить детей прочитать «Войну и мир». Но лишить их всех этого тоже не хочется. Потому что это важное для русской культуры произведение. Как быть, точного решения я не знаю. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что поколение современных школьников инфантилизируется, и, возможно, этот процесс продолжится. Тем более мы знаем, что ни одно из произведений, которые изучаются в старшей школе, не было написано для детей. Ни Достоевский не детский писатель, ни Толстой в его больших произведениях, ни даже Пушкин и Грибоедов, которых им легче читать, конечно.
У меня есть вот какое предложение: может быть, ввести в систему высшей школы обязательный курс литературы? Такие произведения, как «Война и мир», передать в вузы. У нас очень многие дети сейчас получают высшее образование, то или иное. Везде есть курс русского языка и культуры речи, надо сделать такой же курс литературы. Чтобы они, будучи уже старше, читали более мотивированно то, что ныне они плохо изучают в школе. Может быть, это будет выходом. Большое чтение отдать в вузы, которые сейчас, кроме журналистских или филологических, на чтение не ориентированы. И уже на другом уровне это можно обсуждать, устраивать там какие-то дискуссии по прочитанному.
— Мария, а в вашей семье как насчет чтения классики? Дети сами читают или заставляете?..
— У меня две дочери-школьницы. Старшая дочь читает с удовольствием разное, а младшая не читает вообще ничего, кроме того, что ее увлекает. Школьную программу читает потому, что надо, но без удовольствия.
— И не заставляете читать больше?
— А заставить читать невозможно. Нам надо уходить от репрессивных методов, потому что они только вредят и никакой пользы не приносят. Невозможно заставить любить. Невозможно заставить читать, если ребенок не хочет. Можно пробовать увлечь. Но тут сложная задача найти именно то, что сработает. Книга — это собеседник. Никакой человек не будет беседовать с кем-то, кто ему неприятен, неинтересен, по доброй воле. Можно заставить, только ничего хорошего из этого не выйдет. Все люди разные, мир книг огромен. Каждый может найти для себя то интересное, важное, о чем можно поговорить. В этом смысл родительской работы, если мы говорим про приобщение к чтению. А бывают люди настолько самодостаточные, что им хватает только их мира. И собеседник в виде книги им не требуется. Но мне кажется, что только до поры. Все по-разному приходят к чтению.
«100 тысяч дворянских гнезд создали все лучшее»
Писатель, преподаватель факультета журналистики в вузе Александр Алтунян:
— Если дети не читают, то это не их проблема, а наша. Так же, как если ребенок не моет руки, это проблема родителей. С точки зрения ребенка все в порядке. Так что падение интереса к литературе у детей — да, большая проблема. Но старшего поколения. А детям, в принципе, плевать. Как говорила великая Раневская: «Еще совсем недавно я не знала, как отвечать на их вопросы, а теперь я просто не понимаю, о чем они говорят». Нашим детям, как и во все времена, кажется, что они этот мир понимают таким, какой он есть. Они его и оценивают по-своему. А неадекватны мы, когда ругаемся, что ребенок не знает «Горе от ума» или никогда не читал «12 стульев», не слыхал об Онегине и Татьяне... Поколенческая проблема на самом деле.
— Даже когда человек не знает каких-то элементарных вещей, подобно блогерше Ивлеевой, которая не знает ничего ни о Петре I, ни о Тургеневе или о Сталине, но при этом у нее несколько миллионов подписчиков?
— Да. Если люди обходятся без таких знаний, значит, они им не нужны. И подписчики такие же, и для них это тоже совершенно нормально. Когда человек чего-то не знает, это не его проблема. Это проблема тех, кто знает. А если у такого человека еще и миллионы подписчиков, то у меня это все вызывает естественнонаучные ассоциации. Жалко динозавров ведь, правда? Они вымерли — прилетело из космоса что-то, ударило Землю, и все переменилось. Так и теперь: «прилетели» технологии, ударили по нашей социальной структуре, по всему миру. И мир страшно изменился.
— Но как-то реагировать на эти перемены нужно? Бороться?..
— Моя задача как педагога заключается в том, чтобы студенты все-таки знали. Я пытаюсь не столько бороться, сколько заражать их своим интересом. Вот когда начинают бороться, это самое страшное. Потому что, когда молодому человеку что-то навязывают, результатом будет безразличие. И преподавателю самому прежде всего надо искренне любить Пушкина, Грибоедова, советскую литературу. И пытаться рассказать об этом студентам и школьникам так, чтобы им тоже стало интересно. В общем-то, это пропагандистская работа должна быть, но только в области литературы. Я вот не литературу преподаю, а журналистику. Но иногда я не могу удержаться, чтобы не обсудить со студентами роман Гроссмана «Жизнь и судьба», например. Сталинское время — как видел герой тогда свою газету, журналистику. Иногда это мне помогает проложить мостик к ним, к дню сегодняшнему. Может быть, когда-то и прочтут книгу. Или хотя бы фильм посмотрят...
— Правда, что во вступительных сочинениях будущие журналисты пишут нелепицу?
— Да, у нас при поступлении есть творческий конкурс, там нужно написать небольшое сочинение. Да, это испытание... Иногда смешно, весело даже бывает. А иногда люди просто не умеют и двух слов связать.
— И идут на журналистику? Зачем?
— Тому есть масса причин. Но в основном, когда они говорят про журналистику, подразумевают не писанину, когда 10 часов беготни, пота и нервов дадут 10 строчек в газету. Нет! Имеется в виду, что красивая девушка или молодой человек сядет перед телекамерой и мило спросит у миллиардера: «Что вы думаете о современном состоянии...» И неважно чего. Они вот так это себе представляют, ориентируясь на наше ТВ. Дети же видят, что не умом берут ведущие, не эрудицией...
— Обаянием?..
— Да, конечно! Все ведущие теперь состоят из одного обаяния и из эмоций. А умение написать — кому оно нужно? Помните, как Митрофанушка говорил: извозчик довезет. Географию знать не обязательно. И текст напишут какие-нибудь дядьки или тетки старые, уже лишенные обаяния. Редакторы-извозчики... А если серьезно говорить, то плохо, конечно, что ребята не читают. И опасно. Классическая русская литература — это наш культурный код, и он утрачивается. Можно уже признать, что это культурный код родителей, бабушек-дедушек, но не наших детей. У них код другой. Воздействовать интересом к каким-то деталям произведений?.. По-моему, это сомнительно. А вот характеры, психология — вот что вечно. Не то, понимаете, сколько метров Татьяна пробежала по саду и с какой скоростью, а какой она человек. И каков Онегин? Откуда этот 24-летний поэт так хорошо знал женскую душу? Откуда? Заразить их вот этими открытиями, музыкой стиха, человеческими рассказами. Тогда, вероятно, будет продолжение культурного кода.
— Может, начинать чтение с другой литературы, с чего-нибудь попроще?
